Фото: архив добровольческого отряда «БАРС-9»
Москвич Федор Еньшин на днях заключил очередной, уже четвертый контракт с Минобороны РФ. Как из штурмовиков он переквалифицировался в операторы БПЛА? Какие самые тяжелые воспоминания остались у него от штурма Мариуполя? Что лучше всего помогло справиться с психологическими проблемами, вызванными боевым опытом? Обо этом и многом другом военнослужащий добровольческого отряда «БАРС-9» Федор Еньшин рассказал газете «ВЗГЛЯД».
— Федор, чем вы занимались в момент начала спецоперации, 24 февраля 2022 года?
— Прямо в этот момент я пересекал чернобыльскую зону на Украине в составе 155-й бригады морской пехоты Тихоокеанского флота.
— Знаменитая бригада. Как вы туда попали?
— Поступил по контракту сразу после срочной службы.
— То есть вы хотели связать свою жизнь с Вооруженными силами.
— На тот момент — да.
— Ваша бригада шла по направлению на Гостомель, как десантные соединения?
— В Гостомельском аэропорту действительно были десантники, но они высаживались на вертолетах. А мы на бэтээрах пошли еще чуть ближе к Киеву, в поселок Мощун. Вели за него бои четверо суток. Потери были серьезные. Но задачу выполнили: населенный пункт заняли, закрепились, передали другим частям.
Затем мое подразделение направили обратно в чернобыльскую зону. Моя рота выставляла коридор из Киева в Белоруссию. Искали диверсионно-разведывательные группы (ДРГ), сопровождали вывод гражданских лиц и технику. А потом нас направили штурмовать Мариуполь. Я тогда находился в десантно-штурмовом батальоне, поэтому у нас были только штурмовые задачи.
— Вы служили просто как обычный пехотинец, штурмовик?
— Как любил шутить мой товарищ, «я отдельный десантно-штурмовой матрос». Был наводчиком, но также воевал и с огнеметом, и с пулеметом.
— Как для вас выглядел штурм Мариуполя?
— Первая задача у нас была дня на четыре. Приморский район в Мариуполе. Приехали в район, слезли с машин, выстроились и пошли в бой.
Там было разрушено все, как в Сталинграде. Просто ничего не было — бежишь по развалинам. И привычные схемы штурма тут были неприменимы.
Например, половина Приморского района Мариуполя — частный сектор. В домах сидят люди, прячутся. Просто использовать самую безопасную схему, то есть закидать подвал гранатами — нельзя, вот и ходишь, вытаскиваешь их.
— Это были точно гражданские?
— Правильный вопрос. Кто из них гражданский, кто переодетый вэсэушник? Мы их передавали разведке — пусть разбираются.
Один раз наше отделение потратило несколько часов на выкорчевывание обыкновенных дверей. Лестничный пролет упал и заблокировал дверь на 10-м этаже жилого дома. А в квартире женщина, бабушка, ребенок. И дверь мощная, будто поставлена на случай зомби-апокалипсиса. На улице снайпер стреляет. С горем пополам нашли кусок арматуры, выгнули дверь. Люди выползли, мы их увели.
Вот так ищешь, достаешь, собираешь гражданских — а среди них и дети, и старики. Самые тяжелые воспоминания о том, как детей из подвалов вытаскивали. Раздаешь всем еду, взрослым — сигареты, магазины ведь не работают.
Или вот в строительном колледже почему-то много собралось пенсионеров. Когда ближе к побережью приближались, в местных пятиэтажках было наоборот — много детей. Вокруг стреляют, ты с улицы их собираешь — куда прешь, по улице не надо ходить! А ведь их еще надо было куда-то вывести и едой обеспечить...
— Вас прикрывала бронетехника — танки, бронетранспортеры?
— Поддержка тяжелой техники была, но она больше вредила. Там застройка плотная. Сорванные провода, кирпич, щебень, арматура — все это разлетается в стороны при ударе снаряда. «Трехсотых» (раненых — прим. ВЗГЛЯД) много было. Заходить в город пехотой было безвредней.
Пока мы так двигались, у нас особых проблем с противником не было. Потом, когда на «Азовсталь» перекинули, там повеселее началось.
— Штурмовали подземелья «Азовстали»?
— В подземные цеха мы не заходили, наша задача была — административный комплекс, здания возле главного КПП.
— Cмерти боялись?
— По-настоящему страшно было, и не раз. Но все это не было связано с собственно боями.
Например, однажды в городе Попасная я пошел за водой. В соседнем дворе стоял «Смерч». И вот несу я воду — и вдруг мне чуть ли не под ноги падает ракета. Так бывает иногда, неудачный пуск, «несход» называется. Представляете, прямо передо мной падает «счастье» калибром 300 мм — и может взорваться в любой момент. Мне не то что воду нести — вообще все перестало хотеться в этот момент. Было очень страшно...
— Покинуть позиции не хотелось?
— Нет, конечно. Но именно в тот момент, 15 марта 2022 года, у меня закончился первый контракт.
Но то ли меня не хотели отпускать, то ли произошла ошибка, но каким-то образом появилась на свет выписка из приказа о том, что меня якобы назначили на новую должность еще на один год. Я рапорт на это назначение не писал, контракт не подписывал. И все это в мои планы не входило — я хотел пойти учиться в военном училище.
В результате меня уволили из Вооруженных сил по статье как якобы не выполнившего условия контракта. И сделали запись в военном билете: «Совершил уклонение от обязанностей военной службы».
— Волчий билет.
— Да, достаточно неприятно. Я обратился в 235-й гарнизонный военный суд. Процесс шел полтора года, очень долго, больно и дорого — но я выиграл. Мне заменили «военник» на новый, где такой записи уже не было.
И все время, что шел этот судебный процесс против Минобороны, я находился в зоне боевых действий. 1 сентября 2022 года я уволился из Вооруженных сил, а 5 сентября уже был на полигоне в Новочеркасске, заключив новый контракт.
— Как так? У вас закончился контракт, вы уволились из армии, но снова пошли воевать?
— И да, и нет. Я действительно уволился из армии. А мой врио командира роты позвал меня в добровольческое формирование «БАРС-9». Тоже в рамках Минобороны, но в такой структуре все гораздо проще. Именно здесь прошли два моих следующих контракта. И сейчас я готовлюсь пойти на передовую в очередной, четвертый раз. И снова буду в «БАРСе-9».
— Чем вам нравится служба в «БАРСе»?
— Например, мне нужно получить детонаторы. В обычном армейском подразделении для этого надо писать рапорт на командира взвода, чтобы он писал на командира роты, чтобы тот писал на командира батальона, чтобы тот писал на начальника инженерной службы, чтобы тот написал на начальника склада, чтобы тот выдал мне детонаторы. И это логично: в огромной армии должен быть строгий учет взрывчатых веществ.
Но добровольческий отряд «БАРС» гораздо меньше, чем целая армия. Поэтому и взаимодействие в нем гибче, бюрократии меньше. Я прихожу, говорю своему саперу: «Дай мне кадэшки» (КД, капсюль-детонаторы — прим. ВЗГЛЯД). Он выдает, делает отметку — вот и все.
— Чем ваш второй контракт отличался от первого?
— Я перестал быть штурмовиком и стал оператором БПЛА. Чем я только не рулил: и беспилотными самолетами, и квадрокоптерами. У меня теперь квалификация внешнего пилота ВВС. Я взаимодействовал с артиллерией как корректировщик, наводчик, разведчик целей.
— Ваш самый большой успех как оператора БПЛА?
— Я в качестве инструктора подготовил 11 новых операторов. Они начали летать, начали поражать противника. Это самое большое для меня дело.
— С другими операторами БПЛА обмениваетесь опытом?
— Операторы общаются в сообществах — есть много закрытых интернет-чатов, каналов, где концентрируется вся информация. Также проводятся разные мероприятия по типу «Дронницы» (слет операторов боевых БПЛА, проводящийся в Великом Новгороде — прим. ВЗГЛЯД). В открытых источниках есть информация, но преимущественно на английском языке. К сожалению, немногие военнослужащие им владеют, да еще и на том уровне, чтобы понимать технический английский.
— Какой сейчас самый эффективный метод борьбы с БПЛА?
— Дробовик. Либо грамотная организация всех подразделений: взаимодействие войск радиоэлектронной борьбы, БПЛА, артиллерии, разведки, РЛС и т. д. Все это в совокупности обеспечивает защиту.
Ну и, конечно, надо понимать, как в целом работают БПЛА. Меня пригласили работать в Ростех. Это огромная корпорация, которая производит почти все виды вооружений — от самолетов до автоматов и беспилотников. Именно она обеспечивает и снабжает отряд «БАРС-9». Здесь я консультирую разработчиков в том, как действуют беспилотники в полевых условиях, как защищаться от аппаратов противника и как защищать свои.
Например, беспилотники управляются радиоволнами на определенных частотах. Противник эти частоты своими средствами РЭБ подавляет. Мы, в свою очередь, перестраиваем оборудование на другую частоту. И надо постоянно сообщать производителю: вот такая-то частота больше не работает. Я как сотрудник Ростеха являюсь одним из связующих звеньев между разработчиком и отрядом.
— Насколько участие в боевых действиях поменяло вас?
— Довольно сильно. Представьте: парень только после срочной службы попадает из комфортной Москвы в зону боевых действий и видит руины Мариуполя, остатки Попасной, развалины Новомайорского... Такой диссонанс.
После первого контракта я вообще по-черному запил. Никогда такого не было — ни до, ни после. Тогда меня спас второй контракт.
А после его окончания меня пригласили в Ростех. Для меня с этой точки зрения с каждым контрактом все проще и проще.
— Психологическая помощь была?
— Я посещал специалиста, психотерапевта — это у нас обязательное требование. Он мне поставил диагноз, прописал много препаратов. Но они меня не впечатлили: ходишь, ничего не понимаешь.
Я нашел для себя другой способ справиться с проблемой — просто начал работать, нашел себе много хобби. Например, могу поехать далеко от Москвы, чтобы посмотреть на звезды, пофотографировать их. У меня есть специальный фотоаппарат, телескоп. Очень хочу отправиться для этого в горы — есть хорошая обсерватория под Домбаем (курортный поселок в Карачаево-Черкесской Республике — прим. ВЗГЛЯД).
— Кем вы видите себя через несколько лет? После окончания спецоперации.
— Сотрудником корпорации Ростех. Мне очень интересны комплексы РЭБ, электроника — все, чем я сейчас занимаюсь. Хотел бы и дальше продолжать здесь работать. Сейчас получаю образование в сфере информационной безопасности.
Может, если повезет, со временем куплю себе землю, построю дом.
— А другим ветеранам что бы вы посоветовали — как лучше всего возвращаться к мирной жизни?
— Самое главное — не пить.
Надо работать, чем-то заниматься, найти себе хобби. Обращаться за помощью к специалистам, обследоваться, соблюдать рекомендации.
— Вы идете на четвертый контракт. Но ведь вы уже три года провели на фронте. Любой скажет, что вы честно выполнили долг перед Родиной. Почему снова на передовую?
— Ну а как же иначе? Война же еще идет. Надо с этим что-то делать.
Моя бабушка, например, живет в Алексеевском районе Белгородской области. Приезжаю к ней в гости — и сразу получаю миллион СМС о ракетной опасности. Я не могу приехать к деду на кладбище, потому что он в Шебекино похоронен. Кто еще закончит спецоперацию? Других нет — есть только мы. Девиз ВДВ: «Никто кроме нас».
На войне приятного мало. Я не из тех, кто хочет воевать где угодно, хоть в Африке. Мне это не улыбается.
Сейчас весна — а мне в четвертый раз лезть в грязь, вонь, кровь, блиндажи... Но надо же кому-то воевать. А в нашем отряде очень нужен опытный боец.
— Как ваши близкие воспринимают то, что вы снова уходите рисковать жизнью?
— Родители говорят: «Куда ты опять собрался? Хватит уже». Но они все равно не могут повлиять на мое решение. Надо наконец победить — и закончить спецоперацию.
Источник: ВЗГЛЯД
Свежие комментарии